Цитаты из книги - Виноваты звёзды

Люди теряют глаза, заболевают черт—те чем, но у каждого должна быть настоящая любовь, которая длится минимум до конца жизни!

Я скучала по будущему.

В детстве я не читала серийную литературу, и жить в бесконечном вымысле оказалось интересно.

Немалую часть своей жизни я посвятила стараниям не расплакаться перед теми, кто меня любит, поэтому я понимала, что делает Огастус. В таких случаях стаскиваешь зубы, смотришь в потолок, говоришь себе: если они увидят твои слёзы, им будет больно и ты превратишь для них в тоску номер один, а унывать последнее дело! Поэтому ты не плачешь, и говоришь себе всё это, глядя в потолок, и проглатываешь комок, хотя горло не желает смыкаться, и смотришь на человека, которые тебя любит, и улыбаешься.

Я хороший человек, но хреновый писатель. Ты хреновый человек, но писатель хороший.

Важно не то, какую чушь лепечет голос, а какие чувства этот голос вызывает.

И больше не росли. Виват, фаланксифор! За последние полтора года метастазы практически не увеличились, оставив мне легкие, которые не способны толком дышать, но по прогнозам продержатся неопределенный период времени с помощью подаваемого кислорода и ежедневного приема фаланксифора.

Группа поддержки отличалась постоянной сменой состава участников, пребывавших в разных стадиях депрессии по поводу своей онкологии. Почему состав менялся? А это побочный эффект умирания.

— А что, по—прежнему круто ходить в молл? — Я очень горжусь своим незнанием того, что круто, а что нет.

В конце моей семнадцатой зимы мама решила, что у меня депрессия, потому что я редко выхожу из дома, много времени провожу в кровати, перечитывая одну и ту же книгу, мало ем и посвящаю избыток свободного времени мыслям о смерти.

— Глупо, конечно, скучать по человеку, с которым ты ни фига не ладишь. Но не знаю… все же хорошо, когда у тебя есть кто—то, с кем в любой момент можно поругаться.

Воображение несовершенно. В чужую голову не залезешь.

Более привлекательны уверенные в себе люди. А неуверенные — менее.

В бумажных домишках живут бумажные людишки и отапливают их собственным будущим. Бумажные дети хлещут пиво, купленное им каким—нибудь бомжом в бумажном гастрономе. И все помешаны на том, как бы заиметь побольше барахла. А барахло все тонкое и бренное, как бумага. И люди такие же.

Иногда прочтешь книгу, и она наполняет тебя почти евангелическим пылом, так что ты проникаешься убеждением — рухнувший мир никогда не восстановится, пока все человечество ее не прочитает.