Цитаты из книг - Герой нашего времени

Все нашли, что мы говорим вздор, а, право, из них никто ничего умнее этого не сказал.

При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете — дороже жизни, чести, счастья!

Повесть начинается с прибытия Печорина в Пятигорск на лечебные воды, где он знакомится с княгиней Лиговской и её дочерью, называемой на английский манер Мери. Кроме того, здесь он встречает свою бывшую любовь Веру и приятеля Грушницкого. Юнкер Грушницкий, позёр и тайный карьерист, выступает контрастным персонажем к Печорину.

Золото пробуют огнем, женщину — золотом, а мужчину — женщи­ной.

Мужчина и женщина — те две ноты, без которых струны челове­ческой души не дают правильного и полного аккорда.

Порода в женщинах, как и в лошадях, великое дело; это открытие принадлежит Юной Франции. Она, то есть порода, а не Юная Франция, большею частью изобличается в поступи, в руках и ногах; особенно нос много значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки.

Половину следующего дня она была тиха, молчалива и послушна, как ни мучил ее наш лекарь припарками и микстурой. "Помилуйте, — говорил я ему, — ведь вы сами сказали, что она умрет непременно, так зачем тут все ваши препараты?" — "Все—таки лучше, Максим Максимыч, — отвечал он, — чтоб совесть была покойна". Хороша совесть!

И в самом деле, Гуд—гора курилась; по бокам ее ползали легкие струйки — облаков, а на вершине лежала черная туча, такая черная, что на темном небе она казалась пятном.

Неужто я влюблен? Я так глупо создан, что этого можно от меня ожидать.

Я люблю врагов, хотя не по—христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, — вот что я называю жизнью.

Удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда, и, верно, будет когда—нибудь опять.

Обучение в школе жизни — принудительно, избежать его не может ни один человек.

И, может быть, я завтра умру!… и не останется на земле ни одного существа, которое поняло бы меня совершенно.

По легким признакам красавицу мою...

Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия: я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их радости и страданья — и никогда не мог насытиться.