Бисмарк цитаты и высказывания

Мы [Германия] никогда не начнем войны, потому что нам нечего приобретать.

Я убежден — вы будете совершенно иначе смотреть на те вопросы, которые занимают нас сегодня, год спустя, имея позади длительную череду полей сражений и пожарищ, нищеты и стонов, сотен тысяч трупов и многомиллионных долгов.

Бейте же поляков, чтобы они потеряли веру в жизнь; я полностью сочувствую их положению, но нам, если мы хотим существовать, не остается ничего другого, кроме как истреблять их.

Существовало всегда мнение, что русская политика особенно хитра — все увертки, пронырства и уловки, но это неправда.

В Петербурге, где мне не нужно было жить открыто и где я и не жил открыто.

В течение полувека Германский союз был оплотом не единства, а раздробленности нации, утратил вследствие этого доверие немцев и на международной арене стал свидетельством слабости и бессилия нашего народа.

После каждого сильного дождя у многих немцев все их отечество прилипает к подошве башмака...

Мои страдания объясняются по большей части бессонницей. Я не могу заснуть, что бы я ни делал. Я читаю, снова встаю, хожу по комнате, курю — ничто не помогает, и только к семи утра я могу крепко заснуть. И тогда я сплю часто до двух часов пополудни. Я знаю, в этом виноваты мои нервы.

Господь поможет мне нести мое бремя, и с Его поддержкой я лучше справлюсь с задачей, чем большинство наших политиков без Него.

Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведет к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах русских… Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединяются друг с другом, как частицы разрезанного кусочка ртути…

В наших интересах сохранять видимость свободомыслия по отношению к прессе, особенно других государств.

Мы оставим французам одни глаза, чтобы они могли оплакать свою судьбу.

Мы — пруссаки и хотим остаться пруссаками; я знаю, что этими словами я выражаю убеждение прусской армии, убеждение большинства своих соотечественников, и я молю Бога, чтобы мы еще долго оставались пруссаками.

Для меня направление нашей политики определялось не вероисповедной целью, а лишь стремлением возможно прочнее закрепить единство [Германии], завоеванное на поле брани.

Я хочу или устраивать музыку, которую считаю подходящей, или вообще не устраивать никакой.