Цитаты из книг - Преступление и наказание

Всё зависит, в какой обстановке и в какой среде человек. Всё от среды, а сам человек есть ничто. «Преступление и наказание» Федор Достоевский

Ведь надобно же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы и его пожалели! «Преступление и наказание» Федор Достоевский

С одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион! «Преступление и наказание» Федор Достоевский

Двоим любо, третий не суйся.

Наука же говорит: возлюби, прежде всех, одного себя, ибо все на свете на личном интересе основано. «Преступление и наказание» Федор Достоевский

Всё ему некогда, всё ему мешают, а сам лежит и ничего не делает. «Преступление и наказание» Федор Достоевский

Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением Вечной книги. «Преступление и наказание» Федор Достоевский

Рассказ его жадно слушали; но когда он думал, что уже кончил и удовлетворил своих слушательниц, то оказалось, что для них он как будто ещё и не начинал. «Преступление и наказание» Федор Достоевский

Кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает? «Преступление и наказание» Федор Достоевский

Вот эдакая какая—нибудь глупость, какая—нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить. «Преступление и наказание» Федор Достоевский

На всем готовом привыкли жить, на чужих помочах ходить, жеванное есть. «Преступление и наказание» Федор Достоевский

Человек человеку на сем свете может делать одно только зло и, напротив, не имеет право сделать ни крошки добра, из—за пустых принятых формальностей. Это нелепо. «Преступление и наказание» Федор Достоевский

Знаете ли, Родион Романыч, что значит у иных из них "пострадать"? Это не то чтобы за кого—нибудь, а так просто "пострадать надо".

Человек не родится для счастья, человек заслуживает счастья, и всегда страданием.

— Любите вы уличное пение? — обратился вдруг Раскольников к одному, уже немолодому, прохожему, ставшему рядом с ним у шарманки и имевшему вид фланера. Тот дико посмотрел и удивился. — Я люблю, — продолжал Раскольников, но с таким видом, как будто вовсе и не об уличном пении говорил, — я люблю, как поют под шарманку в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледно—зеленые и больные лица; или, еще лучше, когда снег мокрый падает, совсем прямо, без ветру, знаете? а сквозь него фонари с газом блистают... — Не знаю—с... Извините... — пробормотал господин, испуганный и вопросом, и странным видом Раскольникова, и перешел на другую сторону улицы.