Цитаты из книги - Жутко громко и запредельно близко

Я не привыкла робеть. Я привыкла стыдиться. Робость — это когда отворачиваешься от того, что хочешь. Стыд — это когда отворачиваешься от того, чего не хочешь.

В ту ночь, лежа на кровати, я изобрел специальную дренажную систему, которая одним концом будет подведена под каждую подушку в Нью—Йорке, а другим соединена с резервуаром. Где бы люди ни плакали перед сном, слезы всегда будут стекать в одно место, а утром метеоролог сообщит, возрос или опустился уровень воды в резервуаре слез, и всем будет ясно, сколько гирь у ньюйоркцев на сердце.

Сколько людей проходит через твою жизнь! Сотни тысяч людей! Надо держать дверь открытой, чтобы они могли войти! Но это значит, что они могут в любую минуту выйти!

Только тот, кто сам никогда не был зверем, мог придумать таблички, запрещающие их кормить.

Я не считала, что он мне обязан. Я не считала, что обязана ему. У нас были взаимные обязательства, а это совсем другая область.

А как насчёт небоскрёбов для мертвецов, сконструированных глубоко внутрь земли?

— Внутри я совсем не такой, как снаружи. — Думаешь, у других не так? — Не знаю. Я всего лишь я. — Может, это и делает нас теми, кто мы есть — разница между тем, какие мы внутри и какие снаружи.

Из всех животных люди — единственные, кто краснеет, смеется, верит в Бога и целуется губами. Следовательно, чем больше мы целуемся губами, тем больше в нас человеческого.

Надеюсь, что когда—нибудь и тебе доведется узнать, как приятно сделать для любимого то, чего ты сам не понимаешь.

Вместо того, чтобы петь в душе, я писал слова любимых песен в тетрадь. От чернил вода становилась синей или черной. или зеленой. или красной. Музыка стекала по моим ногам.

А ведь странно, что количество умирающих людей всё так же растет, а Земля несмотря на это сохраняет свои размеры; значит ли это, что однажды не будет даже комнатки, чтобы кого—то похоронить?

Я не верю в Бога, но я верю в то, что в жизни всё жутко сложно.

Я о многом хотела поговорить. Но знала, что ему будет больно. Поэтому я зарыла это в себе — пусть мне будет больно.

Снаружи листья опадали с деревьев, внутри мы больше не придавали значения правде такого рода.

Я знал правду, и правда состояла в том, что если бы она могла выбирать, то мы бы сейчас направлялись на мои похороны.