Цитаты из книг про друзей

НЕЛЬЗЯ ПОЛАГАТЬСЯ НА ЛЮДЕЙ, ПОТОМУ ЧТО: … они уезжают… … чужие люди умирают… … знакомые тоже умирают… … друзья умирают… … люди убивают других людей, как в книгах… … твои родные тоже могут умереть… ЗНАЧИТ…

Вам не книги нужны, а то, что когда—то было в них, что могло бы и теперь быть в программах наших гостиных. То же внимание к подробностям, ту же чуткость и сознательность могли бы воспитывать и наши радио— и телевизионные передачи, но, увы, они этого не делают. Нет, нет, книги не выложат вам сразу всё, чего вам хочется. Ищите это сами всюду, где можно, — в старых граммофонных пластинках, в старых фильмах, в старых друзьях. Ищите это в окружающей вас природе, в самом себе. Книги — только одно из вместилищ, где мы храним то, что боимся забыть. В них нет никакой тайны, никакого волшебства. Волшебство лишь в том, что они говорят, в том, как они сшивают лоскутки Вселенной в единое целое.

Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете...

Сейчас мы воюем не с янки, а со своими друзьями. Но помни, как бы жестоко ни приходилось воевать, все равно это наши друзья и наш родной край.

Это был такой поцелуй, о котором я никогда не расскажу друзьям вслух. Это был такой поцелуй, который позволил мне понять, что я никогда не был так счастлив за всю свою жизнь.

Я пришёл к холму, где мы раньше катались на санках. Здесь было много малышей. Я смотрел, как они летают с холма. Прыгают и обгоняют друг друга. И я подумал, что все эти малыши когда—нибудь вырастут. Все они будут делать то, что делаем мы. Когда—нибудь они кого—то поцелуют. Но сейчас всё, что им нужно, — это катание на санках. Я думаю, было бы здорово, если бы санок было всегда достаточно для счастья, но, увы, это не так.

Я не мог больше оставаться в доме и вышел. Стало туманно. Вдали шумело море. С деревьев падали капли. Я осмотрелся. Я уже не был один. Теперь где—то там на юге, за горизонтом, ревел мотор. За туманом по бледносерым дорогам летела помощь, фары разбрызгивали яркий свет, свистели покрышки, и две руки сжимали рулевое колесо, два глаза холодным уверенным взглядом сверлили темноту: глаза моего друга…

Когда я закончил читать, все молчали. Это была грустная тишина. Но, что удивительно, это не была тяжёлая грусть. Просто это стихотворение стало тем, что заставило всех оглянуться вокруг, посмотреть друг на друга, и запомнить, что все они были здесь.

Вишь ли, друг, на самом деле это место так и не было досоздано. Его не повертели, не покрутили... не подогнали... Терри Пратчетт "Последний континент"

Всякий город – Нью—Йорк, Чикаго – со всеми своими обитателями издали кажется просто выдумкой. И не верится, что и я существую здесь, в штате Иллинойс, в маленьком городишке у тихого озера. Всем нам трудно поверить, каждому трудно поверить, что все остальные существуют, потому что мы слишком далеко друг от друга. И как же отрадно слышать голоса и шум и знать, что Мехико – Сити все еще стоит на своем месте и люди там все так же ходят по улицам и живут…

И когда ты утешишься (в конце концов, всегда утешаешься), ты будешь рад, что знал меня когда—то. Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется посмеяться со мною. Иной раз ты вот так распахнёшь окно, и тебе будет приятно... И твои друзья станут удивляться, что ты смеёшься, глядя на небо. А ты им скажешь: "Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звёзды!" И они подумают, что ты сошёл с ума. Вот какую злую шутку я с тобой сыграю...

Нет, нет, книги не выложат вам сразу все, чего вам хочется. Ищите это сами всюду, где можно, — в старых граммофонных пластинках, в старых фильмах, в старых друзьях. Ищите это в окружающей вас природе, в самом себе.

Ужасно. Мы столько всего не смогли друг другу сказать. Комната пропиталась нашим неразговором.

Нет проку в том, кто старых друзей забывает!..

— Нет, Джим, по—моему, все люди одинаковые. Просто люди. — В твои годы я тоже так думал. Если все люди одинаковые, почему ж они тогда не могут ужиться друг с другом? Если все одинаковые, почему они так задаются и так презирают друг друга? Знаешь, я, кажется, начинаю кое—что понимать. Кажется, я начинаю понимать, почему Страшила Рэдли весь век сидит взаперти... Просто ему не хочется на люди.